Интервью

"Чтобы идти вперед и вверх, нужны мир и красота"

Михаил Марголис, Известия, 4 февраля 2018

В середине февраля состоится релиз нового альбома "Аквариума" "Время N". Почти наверняка ничего более значимого в отечественном роке в этом году не появится. Борис Гребенщиков, сделав очередную работу, продолжил свои интенсивные гастрольные странствия. В пути его перехватил обозреватель "Известий", которому с подачи автора уже посчастливилось услышать новый альбом.

MM: Столь жестким, конкретным, в чем-то гневным, даже безжалостным ты был, пожалуй, в альбоме "Сестра Хаос" на заре нулевых, а затем в проектах нынешнего десятилетия - "Архангельск" и "Соль". "Время N" можно назвать их продолжением и завершающей частью трилогии?

Б.Г.: Трилогией всё же станет "Соль" - "Время N" и наш следующий альбом, для которого уже есть 16 песен, в том числе те, что мы сейчас исполняем на концертах: "Пегги-поршень", "Паленое виски и толченый мел", "Собачий вальс". А что до жесткости - мне кажется, что "Русский альбом" и "Навигатор" были не мягче.

MM: Последний трек нового альбома - "Крестовый поход птиц" - выглядит почти неожиданной в данном контексте светлой нотой, авторской умиротворенностью.

Б.Г.: Такой конец альбома естественен, по-другому быть и не могло. Этот альбом - путешествие из тьмы к свету. А песня сочинялась так же, как все остальные. С первой ее строчки и первого аккорда я не имел ни малейшего понятия, к чему она придет и станет ли светлой. Но когда она сложилась, мне стало очевидно, что это концовка альбома. Пробовал другие финалы - они не подходили.
Вообще в каждой песне этого диска я лишь констатирую то, что вижу, иногда высказываю свои чувства. Вот идет дождь - мне мокро. Точка. Вот творится такая-то фигня. Мне хреново от этого. Точка. Не стремлюсь кого-то обвинить, что-то перечеркнуть или поменять. Просто говорю то, что чувствую.

MM: Но как уживаются два почти противоположных настроения в одном альбоме?

Б.Г.: А это одно настроение. Как говорили древние, со дна глубокого колодца звезды видны даже днем. Чем больше страданий, тем дальше человек видит в итоге.

MM: Но иногда в отчаянии человек может проклинать Бога?

Б.Г.: Только глупец.

MM: Ты не допускаешь утраты веры?

Б.Г.: Перестать верить - одно, проклинать Бога - другое. Вера - понятие интеллектуальное, а ощущение Бога в сердце у каждого. Если я перестану верить в закон гравитации, значит ли это, что, выйдя в окно с 20-го этажа, я не упаду? Вот и всё. Разговоры про веру в Бога для меня кончаются здесь. А глупость и жадность человеческая бесконечны. У них нет предела.

MM: Где ты с ними пересекаешься?

Б.Г.: Смотрю на то, что происходит вокруг меня. Я даже не говорю отдельно про Россию. Но я не собираюсь тратить ни секунды своего времени на обсуждение кретинов. У меня есть много более интересных дел.

MM: В свое время актер Михаил Козаков признался, что сотрудничал с КГБ. А сейчас в Литве подозревают в том же самом Донатаса Баниониса. Представь, что тебе документально подтвердят что-то подобное о твоих коллегах по ленинградскому рок-клубу?

Б.Г.: Что бы я ни узнал, никакая информация из архивов КГБ мое мнение о них не изменит. Если человек оказался слаб и сделал что-то не то, он не стал от этого хуже.

MM: Но если его "слабость" всерьез повлияла на чью-то судьбу?

Б.Г.: Круговорот человеческих судеб от нас зависит очень мало. Но расскажу тебе такую вещь. Где-то в начале 1983 года прекрасная женщина, директор Дома художественной самодеятельности Анна Александровна Иванова, под начальством которой жил ленинградский рок-клуб, с печальной улыбкой попросила меня пройти в комнату, где сидел товарищ в штатском. И он стал задавать мне разные вопросы.
Основное условие их "игры" было такое: вы с нами разговариваете, но, дабы не испортить свою же судьбу, молчите в тряпочку об этом общении. И на этом держалась вся их магия. Они всегда рассчитывали на заговор молчания и так держали каждого на поводке.
Я поступал по-своему. Запасался десятком двухкопеечных монет и обзванивал друзей, предупреждая: со мной только что провели беседу. Вы, судя по всему, следующие в очереди. Не стану конкретно называть, кому звонил, но это всем известные имена. Я считал своим долгом предупредить тех, кому грозила опасность. А дома меня ждали еще человек 10, которые рассчитывали услышать детали встречи.

MM: В России, к слову, много споров о том, надо ли вообще открывать спецархивы.

Б.Г.: Какие могут быть споры? Все архивы нужно открывать без ориентации на "срок давности". Это же еще в Писании сказано: "Нет ничего тайного, что не стало бы явным". Под этим лозунгом должны выставляться все архивы.

MM:Ты читаешь новые книги? Или уже достиг состояния, когда они тебе не обязательны?

Б.Г.: Я люблю новые книги, музыку, фильмы. Будущее вообще измеряется новыми фильмами: вот в этом году должна выйти история про Хана Соло, да скоро подоспеет и третья часть новых "Звездных войн". Будет что-нибудь и еще любопытное. Это моя духовная пища. У некоторых духовная пища - священные книги, а я примитивен. У меня - "Звездные войны", "Шерлок Холмс", "Пираты Карибского моря", "Стражи Галактики" (улыбается).
Из негероических порадовал фильм "Смерть Сталина". Я посмотрел его в Лондоне и полфильма хохотал, как подорванный. Блестящие актеры. С одним из них, Майклом Пэйлиным из "Монти Пайтон", мы даже немного знакомы. Армандо Ианнуччи сделал очень точную картину. Ему бы предложить снять серию фильмов по истории и быту советской России. Но, боюсь, он не возьмется.

MM: Составь для него список героев.

Б.Г.: Он ко мне не обратится, мы не знакомы. Да и герои у меня другие: Харрисон, Кит Ричардс, Маугли, Арагорн, Гендальф.

MM: Среди новых героев теперь еще участники рэп-баттлов. Наблюдал хоть один из них?

Б.Г.: Я был маленьким и гулял во дворе на улице Алтайской, там в детской беседке периодически отдыхали сильно выпившие граждане. И свою порцию баттлов я получил, внимательно слушая их разговоры. Думаю, ничего нового в этой области уже не узнаю. Хотя я очень хорошо отношусь, скажем, к Оксимирону. Он, без сомнения, талантливый человек. Но суть любого баттла - разговор двух людей по принципу: дурак - сам дурак. Только делается это развернуто, с применением большого количества эпитетов. А мне это слушать неинтересно.

MM: Гарик Сукачев, например, считает, что рэп смел рок-музыку и сам он уже если не нафталин, то герой минувших дней.

Б.Г.: Как я сочувствую Гарику. Химически тяжело считать себя нафталином.

MM: В заглавной теме твоего нового альбома все концентрируются на единственном нецензурном глаголе. Хотя вокруг сейчас полно песен с обилием мата. Видимо, твой призыв звучит убедительнее?

Б.Г.: Восемь лет назад у нас в "Аквариуме" стихийно возник лозунг: "Время :::.!". По-моему, я сам его ввел, хотя точно не помню. В определенный момент кто-то из нас, чувствующий на себе печать провидения и руку судьбы, отчаянно кричал: "Время :::.!", и все немедленно приступали к этому процессу.
А прошлым летом в июле я вдруг почувствовал, что этот лозунг взял меня под уздцы и потребовал песни. Я думал, что напишу нечто шуточное. А вот хрен! Аккорды сразу пошли поперек всякого веселья, ибо песни за нас пишет сам русский язык. Что времени нужно, то он нами и пишет; использует нас как транспортное средство. Что Высоцкого, что Окуджаву, что меня или Васильева, Макаревича, Юру Шевчука:

MM: Этот лозунг для тебя эквивалент состояния "я на всё положил" или некая мантра?

Б.Г.: Это не мантра, а самое трагическое, что может сказать человек. Как я это понимаю: окружающая действительность слишком зажала, разрывает на части, и единственное, что можно сделать, - пойти на крайность. Так шахид вторгается в действительность. Ведь слово "шахид" в этой песне используется совсем не случайно.

MM: Ныне широко отмечают 80-летие со дня рождения Владимира Высоцкого. Близок ли он тебе? Вот песни Окуджавы, Вертинского ты исполнял и записывал не раз, а Высоцкого, кажется, не пел никогда?

Б.Г.: Публично не пою, потому что ничего не могу добавить к его песням. Но он - самый гениальный, нестерпимо гениальный, прорывный автор русских песен. Мы его часто слушаем. В том числе после концертов.

MM: А еще 19 февраля будет 10-летие со дня смерти Егора Летова, немало повлиявшего на умы целого поколения.

Б.Г.: Много раз пытался слушать его песни, но понимал, что мы совсем разными вещами занимаемся. Горячо его уважаю, он большой молодец, сделал немало интересных вещей. Как я понимаю, у него был правильный кругозор. Он слушал много музыки, которую и я слушаю. А если люди слушают одну и ту же музыку, они могут найти общий язык. Но эстетически мы расходимся. То, как он делал свои песни, - просто не мое. У нас по-разному устроены уши.

MM: Ты продолжаешь свою серию уличных выступлений. Довольно последовательно культивируешь жизнь менестреля.

Б.Г.: Мне просто нравится бесплатно играть для людей в неожиданных местах. Я всегда этого хотел.

MM: И ты постоянно в пути. У тебя еще сохраняется ощущение дома?

Б.Г.: Дом - прекрасное святое место, похожее на рай, где я бываю фантастически редко. Но он есть. Там живет жена, туда приходят дети, там жил мой кот, стоят мои книги, картины, компакт-диски, которые уже никогда никому нужны не будут.

MM: Разве при твоем странничестве дом не перемещается вместе с тобой?

Б.Г.: С другой стороны, ты прав: дом у меня весь мир. Я приезжаю в Индию, выхожу из самолета - и я дома. Приезжаю в Мурманск или Сибирь - дома. В Лондоне - тем более дома. Приезжаю в Париж - вот он дом, слава тебе господи! В Катманду - ура, я вернулся. Нью-Йорк или Вятка - скоро буду. Земля очень маленькая.

MM: А близкие твои страдают от такой твоей жизни или принимают ее?

Б.Г.: Они ее принимают, поскольку я никогда не был другим. И жена достаточно много со мной ездит, но не на гастроли. А у детей давным-давно своя жизнь. Даже кот ушел в другое место, мы не могли его оставлять надолго одного в квартире.

MM: Есть сейчас то, что тебе реально надоело?

Б.Г.: Мне надоели моя лень и пьянство. Надоела чудовищная косность, агрессивность и безвкусица многих моих сограждан. Надоел восторг, с которым люди кидаются в океан ничего-не-думания. Такое сладкое желание отказаться от малейших попыток сообразить, что же на самом деле происходит. Говорят, что Бернард Шоу однажды сказал: "Два процента людей думают, три процента людей думают, что они думают, а 95 процентов лучше умрут, чем будут думать". Вот это меня достает. Чтобы идти вперед и вверх, нужны мир и красота.




Вернуться к другим документам

Вернуться к другим интервью

Для писем