Партизаны полной луны
Тем, кто держит камни для долгого дня,
Братьям винограда и сестрам огня,
О том, что есть во мне,
Но радостно не только для меня.
Я вижу признаки великой весны,
Серебряное пламя в ночном небе,
У нас есть все, что есть.
Пришла пора, откроем ли мы дверь?
Вот едут партизаны полной луны,
Мое место здесь.
Вот едут партизаны полной луны.
Пускай...
У них есть знания на том берегу,
Белые олени на черном снегу.
Я знаю все, что есть, любовь моя,
но разве я могу? (Второй голос: Я-а не могу...)
Так кто у нас начальник и где его плеть?
Страх - его праздник и вина - его сеть.
Мы будем только петь, любовь моя,
Но мы откроем дверь.
Вот едут партизаны полной луны,
Мое место здесь.
Вот едут партизаны полной луны.
Пускай их едут.
Наверх
Дерево
Ты - дерево, твое место в саду,
И когда мне темно, я вхожу в этот сад.
Ты - дерево, и ты у всех на виду,
Но если я буду долго смотреть на тебя,
Ты услышишь мой взгляд.
Ты - дерево, твой ствол прозрачен и чист,
Но я касаюсь рукой и ты слышишь меня.
Ты - дерево, и я как осиновый лист,
Но ты ребенок воды и земли, а я сын огня.
Я буду ждать тебя там, где ты скажешь мне,
Там, где ты скажешь мне,
Пока эта кровь во мне, и ветер в твоих ветвях,
Я буду ждать тебя, ждать тебя.
Ты - дерево, твоя листва в облаках
Но вот лист пролетел мимо лица
Ты - дерево, и мы в надежных руках
Мы будем ждать, пока не кончится время
И встретимся после конца.
Наверх
Дубровский
Когда в лихие года пахнет народной бедой,
Тогда в полуночный час, тихий, неброский,
Из леса выходит старик, а глядишь - он совсем не
старик,
А напротив, совсем молодой красавец Дубровский
Проснись, моя Кострома, не спи, Саратов и Тверь,
Не век же нам мыкать беду и плакать о хлебе,
Дубровский берет ероплан, Дубровский взлетает
наверх,
И летает над грешной землей, и пишет на небе -
"Не плачь, Маша, я здесь;
Не плачь - солнце взойдет;
Не прячь от Бога глаза,
А то как он найдет нас?
Небесный град Иерусалим
Горит сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас,
И ждет нас, и ждет нас...."
Он бросил свой щит и свой меч, швырнул в канаву
наган,
Он понял, что некому мстить, и радостно дышит,
В тяжелый для Родины час над нами летит его
ероплан
Красивый, как иконостас, и пишет, и пишет -
"Не плачь, Маша, я здесь;
Не плачь - солнце взойдет;
Не прячь от Бога глаза,
А то как он найдет нас?
Небесный град Иерусалим
Горит сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас,
И ждет нас, и ждет нас...."
Наверх
Десять стрел
Десять стрел на десяти ветрах,
Лук, сплетенный из ветвей и трав;
Он придет издалека,
Меч дождя в его руках.
Белый волк ведет его сквозь лес,
Белый гриф следит за ним с небес;
С ним придет единорог,
Он чудесней всех чудес.
Десять стрел на десяти ветрах,
Лук, сплетенный из ветвей и трав;
Он придет издалека,
Он чудесней всех чудес.
Он войдет на твой порог;
Меч дождя в его руках.
Наверх
Древнерусская Тоска
Куда ты, тройка, мчишься, куда ты держишь путь?
Ямщик опять нажрался водки или просто лег
вздремнуть,
Колеса сдадены в музей, музей весь вынесли вон,
В каждом доме раздается то ли песня, то ли стон,
Как предсказано святыми все висит на волоске,
Я гляжу на это дело в древнерусской тоске...
На поле древней битвы нет ни копий ни костей,
Они пошли на сувениры для туристов и гостей,
Добрыня плюнул на Россию и в Милане чинит газ,
Алеша, даром что Попович, продал весь иконостас.
Один Илья пугает девок, скача в одном носке,
И я гляжу на это дело в древнерусской тоске...
У Ярославны дело плохо, ей некогда рыдать,
Она в конторе с пол-седьмого, у ней брифинг ровно в
пять,
А все бояре на "Тойотах" издают "PlayBoy" и
"Vogue",
Продав леса и нефть на Запад, СС20 - на Восток.
А князь Владимир, чертыхаясь, рулит в море на доске,
Я гляжу на это дело в древнерусской тоске...
У стен монастыря опять большой переполох,
По мелкой речке к ним приплыл четырнадцатирукий
бог.
Монахи с матом машут кольями, бегут его спасти,
А бог глядит, что дело плохо, и кричит "пусти,
пусти",
Настоятель в женском платье так и скачет на
песке,
Я гляжу на это дело в древнерусской тоске...
А над удолбанной Москвою в небо лезут леса,
Турки строят муляжи Святой Руси за полчаса,
А у хранителей святыни палец пляшет на курке,
Знак червонца проступает вместо лика на доске,
Харе Кришна ходят строем по Арбату и Тверской,
Я боюсь, что сыт по горло древнерусской тоской...
Наверх
Таможенный Блюз
Я родился в таможне,
Когда я выпал на пол.
Мой отец был торговец,
Другой отец - Интерпол;
Третий отец - Дзержинский,
Четвертый отец - кокаин;
С тех пор, как они в Мавзолее, мама,
Я остался совсем один.
У меня есть две фазы, мама,
Я - чистый бухарский эмир.
Когда я трезв, я - Муму и Герасим, мама;
А так я - Война и Мир.
Я удолбан весь день,
Уже лет двенадцать подряд.
Не дышите, когда я вхожу:
Я - наркотический яд.
Мое сердце из масти,
Кровь - диэтиламид;
Не надо смотреть на меня,
Потому что иначе ты вымрешь, как вид -
У меня есть две фазы, мама,
Я чистый бухарский эмир.
Когда я трезв, я - Муму и Герасим, мама;
А так я - Война и Мир.
На юге есть бешеный кактус,
На севере - тундра с тайгой;
И там, и сям есть шаманы, мама,
Я тоже шаман, но другой -
Я не выхожу из астрала,
А выйду - так пью вино;
Есть много высоких материй, мама,
Но я их свожу в одно.
У меня есть две фазы, мама,
Моя родина - русский эфир;
Когда я трезв, я - Муму и Герасим, мама,
А так я - Война и Мир.
Наверх
Черный Брахман
Когда летний туман пахнет вьюгой,
Когда с неба крошится труха,
Когда друга прирежет подруга,
И железная вздрогнет соха,
Я один не теряю спокойства,
Я один не пру против рожна.
Мне не нужно ни пушек, ни войска,
И родная страна не нужна.
Что мне ласковый шепот засады,
Что мне жалобный клекот врага?
Я не жду от тиранов награды,
И не прячу от них пирога.
У меня за малиновой далью,
На далекой лесной стороне,
Спит любимая в маленькой спальне
И во сне говорит обо мне...
Ей не нужны ни ведьмы ни судьи,
Ей не нужно ни плакать ни петь,
Между левой и правою грудью
На цепочке у ней моя смерть.
Пусть ехидные дядьки с крюками
Вьются по небу, словно гроза -
Черный брахман с шестью мясниками
Охраняет родные глаза.
Прекращайся немедленно, вьюга,
Возвращайся на небо, труха.
Воскрешай свово друга, подруга,
Не грусти, дорогая соха.
У меня за малиновой далью,
Равнозначная вечной весне,
Спит любимая в маленькой спальне,
И во сне говорит обо мне,
Всегда говорит обо мне.
Наверх
Гарсон No.2
Гарсон No.2, Гарсон No.2,
На наших ветвях пожухла листва;
И, может, права людская молва,
И все - только сон, Гарсон No.2.
Вот стол, где я пил; вот виски со льдом;
Напиток стал пыль, стол сдали в музей.
А вот - за стеклом -
Мумии всех моих близких друзей;
А я только встал на пять минут - купить сигарет.
Я вышел пройтись в Латинский Квартал,
Свернул с Camden Lock на Невский с Тверской;
Я вышел - духовный, а вернулся - мирской,
Но мог бы пропасть - ан нет, не пропал.
Так Гарсон No.2, Гарсон No.2,
То разум горит, а то брезжит едва;
Но мысль мертва, радость моя, а жизнь - жива,
И все - только сон, Гарсон No.2.
А колокольный звон течет, как елей;
Ох, моя душа, встань, помолись -
Ну что ж ты спешишь?
А здесь тишина, иконы битлов, ладан-гашиш;
А мне все равно - лишь бы тебе было светлей.
Так Гарсон No.2, Гарсон No.2,
На кладбище - тишь;
На наших гробах - цветы да трава,
И, похоже, права людская молва,
И все - только сон, Гарсон No.2;
А раз это сон - что ж ты стоишь, Гарсон No.2?!
Наверх
Навигатор
С арбалетом в метро,
Я самурайским мечом меж зубами;
В виртуальной броне, а чаще, как правило, без -
Неизвестный для вас, я тихонько парю между вами
Светлой татью в ночи, среди черных и белых небес.
На картинах святых я -
Незримый намек на движенье,
В новостях CNN я - черта, за которой провал;
Но для тех, кто в ночи,
Я - звезды непонятной круженье,
И последний маяк тем, кто знал, что навеки
пропал...
Навигатор! Пропой мне канцону-другую;
Я, конечно, вернусь - жди меня у последних ворот,
Вот еще поворот - и я к сердцу прижму дорогую,
Ну, а тем, кто с мечом -
Я скажу им: "Шалом Лейтрайот!"
А пока - a la guerre comme a la guerre, все спокойно.
На границах мечты мы стоим от начала времен;
В монастырской тиши мы -
Сподвижники главного Война,
В инфракрасный прицел
Мы видны как Небесный ОМОН.
Наверх
Летчик
Я проснулся, смеясь -
Я спустился вниз, я вернулся назад;
Я проснулся, смеясь
Над тем, какие мы здесь;
Хлеб насущный наш днесь -
Хлеб, speed, стопудовый оклад,
Вдоль под теплой звездой
В теплой избе - странная смесь...
Лети, летчик, лети, лети высоко, лети глубоко;
Лети над темной водой, лети над той стороной дня;
Неси, летчик, неси - неси мне письмо:
Письмо из святая святых, письмо сквозь огонь,
Письмо от меня...
Белый голубь слетел;
Серый странник зашел посмотреть;
Посидит полчаса,
И, глядишь, опять улетел;
Над безводной землей,
Через тишь, гладь, костромской беспредел,
Без руля, без ветрил...
Но всегда - так, как хотел.
Вместо крыл - пустота,
В районе хвоста - третий глаз;
За стеной изо льда,
За спиной у трав и дерев;
Принеси мне цвета,
Чтобы я знал, как я знаю сейчас,
Голоса райских птиц
И глаза райских дев;
Лети, летчик, лети, лети высоко, лети глубоко;
Лети над темной водой, лети над той стороной дня;
Неси, летчик, неси - неси мне письмо;
Письмо из святая святых, письмо сквозь огонь,
Письмо от родных и знакомых;
Лети, летчик, лети, лети высоко, лети глубоко;
Лети над темной водой, лети над той стороной дня;
Неси, летчик, неси - неси мне письмо:
Письмо из святая святых, письмо сквозь огонь,
Мне от меня...
Наверх
Максим-Лесник
Я хотел стакан вина - меня поят молоком,
Ох я вырасту быком, пойду волком выти.
Сведи меня скорей с Максимом-Лесником,
Может он подскажет, как в чисто поле выйти.
То ли вынули чеку, то ль порвалась связь времен,
Подружились господа да с господней сранью.
На святой горе Монмартр есть магический Семен,
Он меняет нам тузы на шестерки с дрянью.
Раньше сверху ехал Бог, снизу прыгал мелкий бес,
А теперь мы все равны, все мы анонимы.
Через дырку в небесах въехал белый Мерседес,
Всем раздал по три рубля и проехал мимо.
Чаши с ядом и с вином застыли на весу
Ох, Фемида, где ж твой меч, где ты была раньше?
Вдохновение мое ходит голая в лесу,
То посмотрит на меня, а то куда дальше.
Я опять хочу вина, меня поят молоком,
Ох я вырасту быком, пойду волком выти,
Сведи меня скорей с Максимом-Лесником
Может он подскажет, как в чисто поле выйти.
Наверх
Великая Железнодорожная Симфония
Я учился быть ребенком, я искал себе причал,
Я разбил свой лоб в щебенку об начало всех начал.
Ох, нехило быть духовным - в голове одни кресты,
А по свету мчится поезд, и в вагоне едешь ты.
Молодым на небе нудно, да не влезешь, если стар.
По Голгофе бродит Будда и кричит "Аллах
Акбар".
Неизвестно где мне место, раз я в этоя стороне,
Машинист и сам не знает, что везет тебя ко мне.
Есть края, где нет печали, есть края, где нет
тоски.
Гроб хрустальный со свечами заколочен в три
доски
Да порою серафимы раскричатся по весне.
Машинист и сам не знает, что везет тебя ко мне.
В мире все непостоянно, все истлеет - вот те
крест.
Я б любил всю флору-фауну - в сердце нет свободных
мест.
Паровоз твой мчит по кругу, рельсы тают как во
сне,
Машинист и сам не знает, что везет тебя ко мне.
Наверх
Хилый Закос под Любовь
Сегодня я включен в сеть
Сегодня день, когда мне хочется петь
А если скажут, что теперь поют иначе -
Я в курсе, но куда меня деть?
И это похоже на прогулки во сне
Или на летнюю тоску по весне.
А я всю жизнь довольно мирно шел в упряжке
Но отныне и навеки я вне
Ведь стрелка часов остра
А петь по нотам - только портить кровь
И это не то, что прописала сестра;
Это - хилый закос под любовь.
За мной следит мое "Я",
А также вся его братва и семья -
Я так старательно пытался быть счастливым,
Что едва не пропал зазря
И мне до лампы, чем кончится бой.
Мне скучно жить под пулеметной звездой.
Стоять под грузом - вредно для здоровья.
Я, пожалуй, пойду с тобой
Ведь стрелка часов остра,
А жить по книгам - только портить кровь
И это не то, что прописала сестра;
Это - хилый закос под любовь.
Наверх
Письмо в захолустье
Ну что вам сказать? Спасибо вам за ваше письмо.
Спасибо за то, что вы нас до сих пор считаете своими.
Молюсь, чтоб у вас всегда было что есть и с кем спать,
И мне весело то, что вы помните мое имя.
А здесь, как всегда: в хрустальном захолустье светло -
И здесь нет ничего, что бы могло измениться.
И время течет, но, по-моему, то туда, то сюда,
И в хрустальной его глубине, мне кажется, птица.
И я смотрю, как в вашем сегодня бешено летят поезда.
Не поймите меня не так - я рад их движенью;
Но когда сегодня становится прошлым - у нас здесь восходит звезда,
И каждую ночь я прощаюсь с твоей тенью.
Вот, наверно, и все. Спасибо, что смогли написать.
Спасибо за беспокойство и попытку спасти нас.
Но в наших краях все медленней почтовая связь,
Не знаю сможет ли ваше следущее найти нас.
А теперь я вернусь к созерцанью того, как у вас там летят поезда.
Не поймите меня не так - я рад их движенью;
Но когда сегодня становится прошлым - у нас здесь восходит звезда,
И каждую ночь я прощаюсь с твоей тенью.
Каждую ночь я прощаюсь с твоей тенью.
Наверх
Я знаю места (Ангел дождя)
(Б.Г. - Гуницкий)
Я знаю места,
Где в тени золотой
Бредут янычары посмертной тропой;
Где дом покорен,
Где соленый забор,
Где проповедь вишням
Читает прибор.
Я знаю места,
Где цветет концентрат -
Последний изгнанник,
Не ждущий заплат;
Где роза в слезах,
А калган - в серебре;
Где пляшут налджорпы
На заднем дворе...
Ежели в доме расцвел камыш -
Значит, в доме разлом;
А ежели череп прогрызла мышь -
Время забыть о былом.
Может быть, в наших сердцах
пляшут зайчики,
Может быть - воют волки;
А, может быть, ангел дождя трубит
Время снимать потолки.
Наверх
Снился мне путь на север... (Та, которую я люблю)
Снился мне путь на Север,
Снилась мне гладь да тишь.
И словно б открылось небо,
Словно бы Ты глядишь,
Ангелы все в сияньи
И с ними в одном строю
Рядом с Тобой одна -
Та, которую я люблю.
И я говорю - Послушай,
Чего б ты хотел, ответь -
Тело мое и душу,
Жизнь мою и смерть,
Все, что еще не спето,
Место в твоем раю:
Только отдай мне ту,
Которую я люблю.
В сердце немного света,
Лампочка в тридцать ватт.
Перегорит и эта -
За новой спускаться в ад:
А я все пляшу, не глядя,
На ледяном краю,
И держит меня одна,
Та, которую я люблю.
Что впереди - не знаю,
Но знаю судьбу свою -
Вот она ждет, одна,
Та, которую я люблю.
Наверх
Гость
Мне кажется, нам не уйти далеко,
Похоже, что мы взаперти.
У каждого есть свой город и дом,
И мы пойманы в этой сети;
И там, где я пел, ты не больше, чем гость,
Хотя я пел не для них.
Но мы станем такими, какими они видят нас -
Ты вернешься домой,
И я - домой,
И все при своих.
Но, в самом деле - зачем мы нам?
Нам и так не хватает дня,
Чтобы успеть по всем рукам,
Что хотят тебя и меня.
И только когда я буду петь,
Где чужие взгляды и дым,
Я знаю, кто встанет передо мной,
И заставит меня,
И прикажет мне
Еще раз остаться живым.
Наверх
Пани Ирэна
Я безумно боюсь золотистого плена
Ваших медно-змеиных волос
Я влюблен в Ваше тонкое имя "Ирэна"
И в следы Ваших слез, Ваших слез
Я влюблен в Ваши гордые польские руки
В эту кровь голубых королей
В эту бледность лица, до восторга, до муки
Обожженного песней моей
Разве можно забыть эти детские плечи
Этот горький заплаканный рот
И акцент Вашей странной изысканной речи
И ресниц утомленных полет?
А крылатые брови? А лоб Беатриче?
А весну в повороте лица?
О как трудно любить в этом мире приличий
О как больно любить без конца
И бледнеть, и терпеть, и не сметь увлекаться
И зажав свое сердце в руке
Осторожно уйти, навсегда отказаться
И еще улыбаясь в тоске
Не могу, не хочу, наконец - не желаю!
И приветствуя радостный плен
Я со сцены Вам сердце как мячик бросаю
Ну, ловите, принцесса Ирэн!
Наверх
Капитан Белый Снег
Где ты бродишь теперь, Капитан Белый Снег
Без тебя у нас гладь, без тебя у нас тишь
Толкователи снов говорят, что ты спишь
Только что с них возьмешь, Капитан Белый Снег
Я мотался как пес по руинам святынь
От Долины Царей, до камней на холме
И глаза белых ступ и тепло стен кремлей
Говорят мне - ты здесь, Капитан Белый Снег
Капитан Белый Снег, Капитан Жар Огня
Без тебя мне не петь и любить не с руки
Как затопленный храм в середине реки
Я держусь на краю, Капитан Белый Снег
То ли шорох в ночи, то ли крик пустоты
То ли просто привет от того, что в груди
Ты все шутишь со мной, погоди не шути
Без тебя мне кранты, Капитан Белый Снег
Мы знакомы сто лет, нет нужды тратить слов
Хоть приснись мне во сне, хоть звездой подмигни
Будет легче вдвоем в эти странные дни
Это все. Жду. Прием. Капитан Белый Снег
Наверх
Когда пройдет боль
Когда пройдет дождь - тот, что уймет нас,
Когда уйдет тень над моей землей,
Я проснусь здесь; пусть я проснусь здесь,
В долгой траве, рядом с тобой.
И пусть будет наш дом беспечальным,
Скрытым травой и густой листвой.
И узнав все, что было тайной,
Я начну ждать, когда пройдет боль.
Так пусть идет дождь, пусть горит снег,
Пускай поет смерть над моей землей.
Я хочу знать; просто хочу знать,
Будем ли мы тем, что мы есть, когда пройдет боль.
Наверх
Вавилон
В этом городе должен быть кто-то еще;
В этом городе должен быть кто-то живой.
Я знаю, что когда я увижу его, я не узнаю его в
лицо,
Но я рад - в этом городе есть еще кто-то живой;
И этот город - это Вавилон,
И мы живем - это Вавилон;
Я слышу голоса, они поют для меня,
Хотя вокруг нас - Вавилон...
Две тысячи лет, две тысячи лет;
Мы жили так странно две тысячи лет.
Но Вавилон - это состоянье ума; понял ты, или нет,
Отчего мы жили так странно две тысячи лет?
И этот город - это Вавилон,
И мы живем - это Вавилон;
Я слышу голоса, они поют для меня,
Хотя вокруг нас - Вавилон...
Наверх
Тяжелый танцор
Ты самый быстрый танцор, ты танцуешь под прицелом зимы.
Ты самый быстрый танцор, ты танцуешь под прицелом зимы.
Ты носишь губы в стеклянном чехле,
Смеешься обезвреженным ртом,
Но когда приходит ночь, ты видишь в ней больше, чем мы.
Твои сиамские сны небезопасны для носителей брюк,
Твои сиамские сны небезопасны для носителей брюк.
Большие мужчины не знают тебя,
Для них ты не больше, чем снег.
Но для тех, кому пятнадцать, ты воистину смотришь на юг.
Ты самый быстрый танцор, ты танцуешь под прицелом зимы.
Ты самый быстрый танцор, ты танцуешь под прицелом зимы.
Ты носишь мир в стеклянном чехле,
Смеешься обезвреженным ртом,
Но когда приходит ночь, ты видишь в ней больше, чем мы.
Наверх
Сергей Ильич (Песня для Марка Болана)
Сергей Ильич - работник сна,
Одетый в шелк шелестящий волк;
Алмазный МАЗ с колесом из льна
Въехал в дверь, и пришла весна.
Еще один сентябрь - сезон для змей;
Мы знаем наш час, он старше нас.
Жемчужная коза, тростник и лоза,
Мы не помним предела, мы вышли за.
Наверх
|
