И С Т О Р И Я     С В Е Т Л Ы Х     В Р Е М Е Н

ХВАЛА ВЕЛИКОМУ АКЫНУ

Дилан имеет исключительную важность для мировой истории вообще, и БГ в частности.
Если кого-то можно назвать гением, так это Боба Дилана, великого акына равнинных штатов Америки, создателя молодежной библии, Ветхого Завета рок-революции. Но в Америке нет такого понятия - гений.
Дилан - тот, кто выдал скрижали. Кто первый, идя от блюзов, кантри, фолка и бардовской песни, ушел еще дальше.
Дилан создает что-то на пересечении всех традиций, так же как и БГ. Важна сама встреча разных миров - миров замкнутых. Дилан чем-то зацепил поэта-филолога, и в равной мере слушателя патриархального мира кантри, мира дедов и отцов, он открыл что-то новое негру и сыграл роль Гамлета молодежной революции. За ним пошел целый отряд людей, которые послушав его, сами стали петь: Леонард Коэн, Нил Янг.
Дилан как и БГ - некий перекресток; "все пути начинались от наших дверей", как сказал БГ.
В Россию этот человек не пришел, русского сознания почти не коснулся. В ларьках звукозаписи его фиг найдешь. Дилан приезжал в нашу страну, но концерта не сыграл - не собрал публику. Россия - баба темная.
Этого человека переводили Гребенщиков и Науменко, которые уловили дух подлинника. Его знают только знатоки.
Без знакомства с поэтикой Дилана БГ в своих текстах не ушел бы в такой отрыв от русских поэтических традиций. Без Дилана ему труднее бы было пропахать русский язык своим рок-н-роллом.
Дилан написал несколько сотен занудных песен и десяток хитов. О Дилане написан шкаф толстых книг. Дилановедение - это почти шекспироведение. Россия будет врубаться в этого человека мучительно долго. Быть может, к столетию Дилана выйдет его биография. Конечно, будут выходить новые тропилльники. Дозреет интеллектуал - и "Иностранка" напечатает идиотские переводы. Но что реально есть - это пяток песен Гребенщикова и пяток Науменко - канонический русский Дилан.
Битлз были интернациональны, они не требовали знания английского. Дилан тоже был явлением интернациональным, но ни тунгус, ни калмык, ни русак не знают английского. А Дилан того требует. Густая образная ткань, сленг, американизмы, загадочность текста вкупе с ужасающим акцентом самого исполнителя - все это стена, на которую нужно вскарабкаться. Возможно, в этом и кроется "ветхозаветность" Дилана - в отличие от техно- и данс-музыки его нужно не только слушать, но и читать как притчи и истории. Критики с прохладцей восприняли выход Желтого Дилана - книжки под названием "Писания и рисунки". Дилан выставил себя на посмешище, его невозможно читать - таково было критическое резюме. Никому бы не пришло в голову, что без этой книжки не состоятся самые важные моменты русского рок-н-ролла - рождение нового качества русского слова.

"Роды у матери были нелегкими, потому что у ребенка была слишком большая голова" - так по-плутарховски можно начать Жизнеописание Рок-н-ролльного Акына. К 25-ти годам Боб Дилан стал миллионером, заморочив всю Америку, дуя в свою гармошку - так можно решить его биографию в капиталистических терминах.
Детство Роберта Циммермана прошло в тишайшем местечке Среднего Запада, на плоской и бесплодной равнине, в интернациональной деревушке под названием Хиббинг, его предки по материнской линии были еврейскими переселенцами из Одессы. Только лет в 11 он увидел горы и реки, холмы и даже океан, потом встал на трассу, доехал до Университета, поступил туда, ушел оттуда, и стал ездить и петь песни, сначала один, потом с разными музыкантами, много записывался в студии, а в 1966 нашел самый великий американский бэнд под названием The Band и играл с ними неистовый демонический рок-н-ролл, пока все вдруг не выключилось: Дилан впилился во что-то на своем мотоцикле. Очнувшись, он заперся с Бэндом в подвальчике и еще назаписывал кучу песен, вышедших потом под названием The Basement Tapes - прекрасный фрагмент американского эпоса. Потом он ушел в леса и построил себе дом. Проследить его дальнейшую работу может только терпеливый.
Сочинять и исполнять песни он учился у Вуди Гатри, великого барда эпохи Депрессии, негров-блюзменов с Миссиссипи, белых исполнителей кантри, поэзия входит в него через французских символистов, в первую очередь Шарля Бодлера и Артюра Рембо. Его учителями также можно назвать цирковых артистов, Чарли Чаплина и Мерилин Монро. Библия была и осталась настольной книгой для Дилана, благо в Америке для гастролирующих артистов она есть в каждом гостиничном номере.

Он поступил в Минессотский университет, полгодика потерянно бродил по кампусу с томиками французских поэтов, доставал соседей по комнате песнями Вуди Гатри, которые он знал все до одной, а особенно доставал своей занудной гармошкой, потом он ушел. Его не могли устроить расистские законы университета и уровень сознания студентов и преподавателей. Это саркастически зарисовано им в песенке "Oxford Town".В Университет он вернется как Великий Незнакомец, которого те же профессора будут разгадывать как ребус.
В 1965 Дилан пустил косяк по группе Битлз, после чего музыка Битлз не могла оставаться прежней. Он же преподал им уроки стихосложения.
Он же резко осудил наркотики и один из первых отписал себя от молодежной революции и ее кислоты. Он сказал - больше я уже ничего не понимаю. У него был свой Вудсток, во время Вудстока Нации 1969 он был, кажется, где-то в Европе.

В детстве он мог часами просиживать у окошка, и голова его сама вырабатывала галлюциногенные вещества. Он вырос рядом с шахтами драгоценных руд. Там была особая магнетическая атмосфера, и голова его кишела видениями, вселявшими в него чувство блаженства. Потом он скажет, что они, мысли и видения, более реальны, чем вся природа, и тлен, которому подвержена вся природа, их никогда не коснется.
Из своей высокой башни он спускался на землю, но всегда снова туда забирался. Он выходил на дорогу, шел по ней, думал тяжелую думу, но отчаявшись что-нибудь найти, снова взбирался на башню - оттуда он насылал на Америку галлюцинации. Галлюцинации отлились в твердой пластмассе - в умопомрачительное количестве пластинок (кажется около 40 миллионов).

Приведу предисловие к сборнику Дилана, видимо написанное самим Акыном. "Лирика Боба Дилана помогла сформировать сознание целого поколения. В ярких образах, обладающих властью наваждения и преследующих как галлюцинации, его уникальное мировосприятие кристаллизовало надежды и разочарования, тоску и отчуждение миллионов молодых людей нашей планеты. Пока Холодная Война уступала место Серому Новому Миру, Дилан наблюдал за меняющейся сценой истории, запечатлевая разыгрывающиеся на ней трагедии и помешательства в опустошающе-сюрреалистических образах, которые, как бритва счищали мякоть лицемерия с неулыбчивого скелета правды".
Подобно Пикассо Дилан состоит из "периодов", друг друга якобы отрицающих. Он пел песни протеста, был предвестником хиппи и психоделии, исполнял ковбойские баллады, создавая из них что-то новое, писал фолк-песни, кантри-песни и т.д. и т.п Изучать Дилана - пойти в американский лес и не вернуться.
Тематикой первого альбома 20-летнего Бобби была смерть. Дилан решил потягаться с мрачными блюзовиками Дельты и спеть о смерти не хуже них. Альбом в целом скучный, но есть в нем что-то ослепительное - как в раннем Аквариуме.
Вторая пластинка, Freewheling Bob Dylan (1962) - уже его самая бесспорная классика, о которой бегло не скажешь.
В 1974 он запишет гениальную пластинку о прошлом, которого не вернуть - Blood On The Tracks. БГ перевел оттуда "Shelter From The Storm" и назвал ее "Ключи от моих дверей". Майк перевел "Meet Me In The Morning". Это самая блюзовая и самая пронзительная пластинка-воспоминание Дилана, на сей раз изменившего своему девизу Don't Look Back (Не Оглядывайся).
Потом Дилан обратился в христианство, изучил предмет изнутри и записал Slow Train Comming (1979) в духе госпел - церковной музыки Америки.
Еще есть пластинка John Wesley Harding (1967) с ее ковбоями, русалками, хобо, джокерами и ворами, первый библейский кантри-энд-вестерн, заканчивающийся просветленной "I'll Be Your Baby Tonight" -любовной песенкой, ставшей хитом. "Выключи свет, оставь записку, что нас нет дома" - кажется, эта песня Аквариума на ту же тему тоже попала в какой-то хит-парад.
Карьеру Дилана ускорила Джоан Баэз, тогдашняя королева фолка, увидевшая в нем гения. На Ньюпортском фестивале 1963 Дилан был коронован как первый певец протеста. Ему едва исполнилось 22 года.
Многие свои темы он черпал с газетных полос. Прочел статью - написал песню. Так были написаны "Одинокая Смерть Хэтли Кэролл" и "Баллада о Холлисе Брауне". В России так работали, например, Достоевский и Башлачев. Он пел тогда песни протеста потому, что знал, что они меняют мир. Мир можно изменить словом - такая в них живет надежда. С политиками холодной войны он разговаривал на равных и на своем языке. Как молодой человек он знает что-то такое, чего они никогда уже не узнают. Он образно называет их Иудами. Те, кто придут после, сан-францисские панки или лос-анджелесские рэпперы (и репперши), будут еще более агрессивны, и еще более конкретны.
Кто-то из аудитории вспоминал о своем шоке, когда Дилан спел "With God On Our Side". Песня ниспровергала сам американский миф. И, кажется, в Америке это было первое НЕТ такого рода - НЕТ всей американской истории, замешанной на насилии (любой истории).
Разрыв Дилана с фолк-тусовкой (штатовским Клубом Самодеятельной Песни) был шумным, Дилана освистали за электричество. "Cocksucker"- кричал обиженный фан с первых рядов. Это было основным табу - музыка, претендовавшая быть народной, должна была звучать в акустике, и для фолк-ориентированной молодежи рок-н-ролл был насквозь коммерческим. Дилан поет "It's All Over Now, Baby Blue" и его роман с фолком заканчивается. Парадокс состоял в том, что свой первый электрический сингл "Mix-Up Confusion" он записал еще в 1962.
Но так или иначе, этот поворот архаического Акына к электричеству - событие переворотное. С Акыном в жанр популярной музыки вступает поэзия.
На альбоме Freewheling Bob Dylan (1962) есть песня "A Hard Rain A-Gonna Fall", открывшая новую главу Дилана. Дождь - а точнее Ливень - символ тревоги черного блюза и белой литературы. Это первая песня Дилана-визионера - монумент пробудившейся мысли. На нас наплывает Хаос Боба Дилана. Мир - хаос атомарных фактов. Возможно, в нем есть какая-то гармония, но ее не постичь.
Вот что это примерно:

Я видел светящееся шоссе в драгоценностях и никто по
нему не шел
Я слышал песню поэта, который умирал в сточной канаве
Я встретил девушку и она подарила мне радугу
Я видел ружья и острые мечи в руках детей.

Этот мир невозможно осмыслить - его можно только собрать. "Я стану хранителем времени сбора камней", спел Башлачев и это что-то вроде призыва писать Новую Библию. Дилановскую поэтику по-библейски можно называть "поэтикой камней". Время собирать камни.
Но этот мир невозможно принять, и значит, все камни не собрать. Этот же мир невозможно отвергнуть, и значит, гамлетовский вопрос не отпустит Боба Дилана. Другое дело, что этот вопрос не единственный, и есть масса других забот.

Чувство исторической уместности диктовало Дилану порвать с акустикой и искать новую любовь. Собственно, это было очень простецкое электричество: электрогитара, бас, электроорган, акустическая гитара и гармошка. "Перейдя на электричество, я стал свободным" - скажет Дилан. Электричество уводит Дилана в качественно иное пространство.
Bringing All Back Home, его пятая пластинка, показывает нам человека, сделавшего какой-то существенный шаг - от мира или из мира - вверх или вбок. Дилан меняет свою дистанцию по отношению к миру. Он парит поверх всех традиций, создавая свой цирк. Он действительно "возвращается домой", садится у своего любимого окошка и наблюдает сумасшедший парад планет, героев, женщин, не пытаясь во всем этом разобраться, но отдавая предпочтение азартным игрокам и безответным влюбленным, уродцам и шутам, черным драг-дилерам, бомжам и романтическим блондинкам.
Дилан сделал свой вывод: мир не исправить и из него не выпрыгнуть, но голову следует поддерживать в естественном для нее состоянии. А дилановская голова - чистейшая лаборатория галлюцинногенов.

Дилан создал три бомбы, Bringing All Back Home, Highway 61 Revisited, Blond On Blondе, которые взорвали англо-американский язык, а главное, тот мостик, по которому еще можно было убежать домой в прошлое. Когда разразились эти альбомы (1964-1965), обалдели все: рок-критики и профессора, студенты и джазмены, поэты и писатели. Если нырнуть в тогдашнюю прессу, нельзя не заметить полное офонарение пишущей братии.
Трудно писать о том, чего еще не было. Определения мерцают, не отливаясь во что-то определенное, вопросы задаются идиотские. Поэт ты или песенник? На этот вопрос ему уже было не ответить.
Дилан времени своей легенды был как Тайна - загадочная и притягательная . Что это? Куда его девать? Поэзия это или непоэзия? Пластинки такими не бывают. Это, скорее, книжки. Но это именно пластинки.
Критики по-разному его обзывают, пытаясь понять что же это такое, и кажется, что вокруг Дилана разыгрывается его же цирк: "Бертольд Брехт музыкального проигрывателя", "первооткрыватель ночного сознания Америки", "человек, начавший пост-гутенберговскую эру", "трюкач, замешивающий факты и фантазию, незаконное дитя Чаплина и Селина", "человек, сделавший поэзию демократическим искусством", "крестный отец молчания и таинства, как Пастернак" (проглоченный тогда Америкой), "создатель звуковой литературы", "человек, околдовавший наши мозги". Но галантнее всех выразился британец, кембриджский профессор: "Дилан принадлежит к тому типу великих выдумщиков и забавников, которые ориентированы на самый широкий круг зрителей или подписчиков, как Шекспир и Диккенс".
По Дилану уже защищено около сотни диссертаций. Выгнавшие его профессора всерьез стали обсуждать дилановскую бредятину, его "Мону Лизу, исполняющую шоссейный блюз" или "неонового безумца, всползающего на крышу".
Но факт есть факт: Дилан прикончил традиционную американскую поэзию, перевел ее в другое измерение. Все очень просто - он объединил в одном лице поэта и музыканта и свел стихи с электричеством. Джаз не смог принять в себя слово, поэтому рядом были поэты-битники и писатели-битники, умевшие джазовать слово. Эти слова зачитывались перед университетскими аудиториями. В самом лучшем случае это были бестселлеры, "В Дороге" Джека Керуака и "Голый Ланч" Уильяма Берроуза.
Поэт Лоуренс Ферлингетти говорил: "Соревнование с медиа не в нашу пользу.... У Гутенберга была неплохая идея с этим печатаньем, но для поэзии она умерла... Поэт сегодня разговаривает сам с собой".
Через 10 лет другой битник скажет: "Поэты и джазмены 50-х однажды проснулись и увидели, что какой-то малыш сделал как раз то, о чем они мечтали - вывел поэзию к людям, на тротуары, и теперь она звучит из проигрывателей". Никому из битников в лучших снах не снилось миллионные тиражи дилановских пластинок. Не думаю, что для Америки есть что-то важнее.
И как сказал Р.Шелтон, биограф Дилана - ROLL OVER, Гутенберг!

Фактически, Дилан восстановил в правах эпического сказителя, акына. Эпос был устным искусством сказителя, и только потом его зафиксировали письменно. Первый сборник Дилана выходит через 10 лет после начала его карьеры (и собирает плохую прессу).
Восстановлена была сама лира, ставшая в поэзии метафорой, а также устная речь - ведь именно под аккомпанемент терпандровой лиры Гомер распевал свои гекзаметры (не менее занудные, чем некоторые песни Дилана). Европейская гуманитарная традиция, оторвав слово от музыки, дала слову невиданный простор - развиваться по своим законам, уходить в собственные дали. Диланом слово ставится на место. Поэзия прощается с бумагой, бумага достается газетчикам и документалистам, сценаристам и ученым. Поэтическое Слово отныне будет развиваться в другой плоскости - речевого или песенного слова. И первым этот общемировой сдвиг - возвращение слова под крыло музыки - фиксирует Боб Дилан.

В мир концертов и пластинок Дилан внес смысловое измерение. После него обвинения рок-н-ролла в безмозглости уже не звучали. Дилан был первым, кто навел мосты между массовым и интеллектуальным искусством. Своими тремя альбомами Дилан начинает революцию ума. Никто так как он не прочистил затхлые мозги человечества, выдув из них всю схоластику.

Вспоминая о рок-революции 60-х, говорят о новой моде, новом драйве, ритме, об изменении вкусов, поведения, о свободной любви (и электровибраторах), но никто не говорит о Новом Описании Мира. Для судеб поп-культуры это событие решающее - рождение в дилановском уме нового понимания истории. Отныне глупая рок-песня вступает в диалог с мировой историей и культурой. Отныне она снимает ее смыслы. "Дилан велик тем, что освободил человека от старых смыслов" - это очень верная и глубокая фраза какого-то американского критика.
Дилан переписал мировую историю, лишив какого-либо сакрального смысла ее героев, творцов и даже ее анекдоты. История - скучный бардак. Все равно мы уже вряд ли что-то там поймем. Don't Look Back - Не оглядывайся - скрижаль Ветхого Завета Рок-н-Ролла. Пусть мертвые погребают своих мертвецов.
"Молодой невротик" - назвала его Джоан Баэз, оскорбленная в лучших - гражданственных и материнских чувствах. "Вместо того, чтобы стараться улучшить этот мир своим гением, он зовет всех в "ту дыру, в которой сам же загибается". Баэз цитировала "Все в Порядке Мама, Просто Я Истекаю кровью" и говорила о 61-ом Шоссе, одной из решающих пластинок рок-музыки. Я хочу понять это путешествие Дилана.

61-е шоссе ведет из равнинных мест рождения Дилана, через Миннеаполис, где он валял дурака в Университете, прямо в страну блюза Миссисипи. На этой дороге Дилан остановил не одну машину, и она была его главным университетом. "Певец, находящийся на краю отчуждения от окружающего, движется к самым отверженным группам черных блюзовиков".
Пластинка построена примерно так же как фильм "Апокалипсис Сегодня" другого американца Ф.Копполы: она начинается отчаянной "Like A Rolling Stone" и заканчивается устьем реки, безвременьем, миром чистого сознания - отрешенной " Desolation Row". Первая песня вошла во все хит-парады, а сингл был назван величайшим синглом всех времен, последняя не вошла никуда, зато докторанты поупражняли на ней свои извилины. О первой Дилан сказал: "это лучшая песня,, которую я сделал" (до написания "Sad-Eyed Lady Of The Lowlands"), вторую он рекомендовал в качестве учебного пособия для школьников. Первая даже попала в супер-хит-парад синглов журнала "Роллинг Стоун" на второе место, зато вторая инспирировала такой нонсенс локального значения как "Уездный Город Н" группы Зоопарк. От первой песни обалдела вся студия, о последней продюсер сказал: "Что это за тягомотина на 11 минут, чувак?"
Первая песня - о школьнице, оказавшейся в другой школе - отчаяния и потерянности. Дилан поет как грозный священник, мстительно, словно свершается воздаяние за грехи. Он поет мрачно как гроза, приветствуя нового "дроп-аута", выброшенного на улицу из уютного буржуазного быта, откуда она "бросала гроши бродягам". Куколка Салли превратилась в уличную бродяжку! Блюзовая романтика Перекати-Поля становится повседневностью и горькой прозой: бездомными. "Никому не известные. Потерявшие дорогу домой".
Там, вроде бы, две фигуры: Куколка и ее спутник Наполеон-в-лохмотьях. Такой очень грустный цирк..
61-ое шоссе начинается с этой грозы. В песне есть что-то библейское - мироотрицание! Она отрицает какие-либо позы, какие-либо иллюзии, музыка катится в неуклонном крещендо. Из этого мира нечего брать, в нем нечего терять. Начинается движение вверх - во всяком случае оно идет по направлению ОТ МИРА. Дилан забивает косяк и принимается за блюз.
Следующая песня напрочь забывает предыдущую и принимает все на пару затяжек: Дилан весело жонглирует всеми именами, которые ему напихали в голову профессора, вспоминает отцов города, несет полную околесицу, версифицирует как "настоящий поэт".
Фактически, он забирает блюз у негров, отрывает его от негритянской почвы и делает его своим - добавляет в него что-то карнавальное, наводняя его клоунадой и вместе с этим глубоко пристебывая черных бездельников, которые поют свои идиотские песни, наводняя их мотивами проклятия и смерти, только чтобы не работать. "Просто сижу я на кухне и пою вам всем надгробный блюз, пока мама работает на фабрике, а папа ищет пропитания".
Дальше по пути нам встретятся незабываемый мистер Джонс, американский человек из подполья, а еще точнее - некая черная дыра замороченного интеллектуала с ее бредовыми голосами и видениями. Мистер Джонс прочно войдет в мировой фольклор, его вспомнят Битлз, Talking Heads (их мистера Джонса осаждают телефонные звонки), совсем недавно Smashing Pumpkins.
Еще нам встретится Королева Джейн, разборки Бога и Авраама, автомобиль Бьюик, притихшее село Хуарес, где напрочь съезжает крыша, потом почтовый поезд, замерзшее от мороза стекло, занесенные снегом следы, потом какие-то кладбищенские женщины, Король Людовик, Департамент Благоденствия, женщина с движениями Бо Диддли, ангел, прилетевший с Побережья, которого забрали в менты - нет такой вещи, которой нет на 61-ом шоссе.
Но самое интересное, это куда впадает 61-е шоссе. Шоссе впадает в океан. "Desolation Row", играемая в две гитары и гармошку - бескрайний океан дилановской фантазии, бескрайнее детство, возвращение к началу и концу.
У Чжуан-Цзы есть притча о том, как река вдруг оказывается в океане - она сначала не понимает что с ней, а потом все становится понятно - она весь свой путь стремилась к океану.

Писатели сравнивали песню с апокалиптическими видениями Блейка, с поэмами Элиота и Гинсберга, видели в песне "манифестацию апокалиптических видений и юмор висельника для массового пользования".
"Ирония и сарказм - это лампочки, развешенные на пропащей улочке, кое-как освещающие тотальную темноту отчаяния и беспросветности," - писал американский Илья Смирнов. Но писатели вообще ничего не понимают. Это просто отдых от всех смыслов: недаром Дилан настоятельно рекомендовал песню всем школьникам.

На самом деле просто в город приехал цирк.

В город приехал цирк, и прошагавший свою библейскую дорогу Дилан наконец забирается на Холм.
Всем известно, что холм, курган или крыша - самые философические места на свете. Цирк дает свое представление, назовем его Мировая История. Эпохи сменяют страны, страны - эпохи, персонажи - персонажей.
Ветреная Золушка, химеры собора Нотр-Дамм, охуевший Ромео, ревнивый монах, Казанова, которого кормят с ложечки, Эйнштейн, замаскированный под Робин Гуда, Офелия, поэты Томас Стернс Элиот и Эзра Паунд, дерущиеся за право быть капитаном Титаника, уходящего на дно, рыбаки, собирающие цветы.
Порой в этом цирке происходит лирическое чудо. Появляется Офелия. В песне "Все в порядке, мама, я просто истекаю кровью" Дилан уже исполнил Гамлета, бредущего по шоссе в мрачных мыслях. Сейчас балаган словно затихает, и Дилан грустит по Офелии, своей непутевой подружке, пытаясь ее встряхнуть, расколдовать. Средневековая дева в железном поясе с ее романтикой смерти боится мира и робко подглядывает за цирком. "Проснись, проснись, проснись!" - поет Дилан с нового рок-н-ролльного континента.

В одной из книг есть сравнение персонажей Дилана с горгульями - водостоками готических соборов в виде разинутых пастей чудовищ. Распустить это сравнение очень интересно.
Чудища средневекового сознания, с которыми воевали железные ланцелоты, страшилища, вселявшие попеременно бешеный ужас и бешеную отвагу, в готическом искусстве стилизованны в горгулий. Готика побеждала монстров, превращая их в искусство, ставя на службу храму Бога и давая им обязанность - водосток. Теперь драконоборцы могут отдыхать - чудища исправно несут свои повинности, в дождливые дни изрыгая из разинутых пастей галлоны воды на каменные мостовые Европы.
Дилановские Монстры и есть такие горгульи, поставленные на службу рок-н-ролльному храму - детской бесхитростной песенке. Это обессмысленные знаки старого мира, знаки без значений, потому что значения сдул новейший драйв.
Для карнавального рок-сознания они уже не страшны. Это только странное прошлое, из которого вылеплены игрушечные монстры. И песенка Дилана есть в первую очередь Новое Описание истории. Грустно, конечно, что история такая бредовая штука. Но тут ничего не попишешь. Самое правильное описание истории - это цирк или детская сказка.

То, что у Дилана получилось в рок-музыке, не могло получиться ни в какой литературе. Он прекрасно это доказал сам, попробовав себя в роли Джеймса Джойса пепсикольного поколения; его книга "Тарантул" это просто муть.

Но вершиной на этом пути Боба Дилана стали Blonde On Blonde (Блондинка На Блондинке) - европейские кружева подсознания, "ртутный звуковой колорит", утонченно-сюрреалистические пассы, перемежающиеся грохотом цирковых фургончиков, внезапные фейерверки. Записав Блондиночек, Дилан впиливается во что-то на мотоцикле и зависает в больнице на полгода. Там он прокручивает в уме новые песни, которые вскоре запишет с Бэндом.
The Basement Tapes, записанная в подвале дома группы Бэнд, отмечена духом встречи - встречи с миром - это песни от третьего лица, песенки, шутки, приколы, сделанные с новой эмоциональной глубиной и полнотой. Трип закончился - Дилан начинает осматриваться и обживаться.
Фактически, он становится домоседом. Обложка John Wesley Harding, о тайных смыслах которой гадали до аллюзий идиоты, показывает нам этакого Фолкнера в пестром окружении своих соседей. Широкополая шляпа, ковбойская куртка, лошадь, привязанная поодаль. Привет тебе, Революция! Ты оказалась глупее, чем я о тебе думал.

Но в тех трех альбомах действительно что-то случилось, для судеб культуры одновременно головокружительное и непоправимое. Они заряжены каким-то единым духом - духом открытия. Мне кажется, это открытие чистого сознания - в дилановском электричестве больше нет ни блюза, ни кантри-блюза, ни поэзии, ни цирка, ничего, включая электричество. Все перемешано и переплавлено. Остается чистый дух, уловимый быть может в интонации певца, быть может в органных кружевах Эла Купера, или в том, как Дилан парит над словом, одновременно что-то им живописуя.
Критики сравнивали его образы с образами дзен, т.е. с тем, что писали в монастырях - это и есть взгляд на мир с какой-то дальней точки, куда приехал Дилан.
"Меня тошнит от людей, которые спрашивают, что значит эта строчка. Она ничего не значит".
Его называли пророком, но в чем смысл его пророчества? Джоан Баэз была сильно обеспокоена маршрутом (и скоростью) Дилана. Дилан уехал из истории, достиг тех мест, где этот мир теряет реальность, откуда он кажется сюрреалистическим сном. "Я не могу вести за собой никого" - сказал Дилан, потому что эта дорога 61 вела из мира.
Мистика дороги, электричество и марихуана разрушают в Дилане классическое сознание, "проклятых поэтов" и прочую интеллектуальную муть, рассеивают дух бунта, снимают смыслы, которые навязаны человеку историей человечества. Дилан становится пророком для молодежной культуры, "ищущей новые пути". Он только знает, куда ведет эта дорога, и сам остается на месте.
От "молодежной революции" он отписывается. Говно ваша кислота, - скажет Дилан, который сам в своей башне мог вырабатывать галлюциногены. В ЛСД он почувствовал конец мира. "Зачем писать стихи, сочинять музыку, зачем вообще что-то делать?" Умный Акын уходит на заслуженный дембель. "Завтра приезжает моя невеста, и мне не нужно никуда спещить. А если полетать - то вот на этом кресле-качалке" - так я слышу припев из "You Ain't Going Nowhere".
Но что делать, если все исторические источники, питавшие классику, пересохли? Если больше нет ни стран, ни народов, ни культур, ни религий? Если как в дилановской "Tambourin Man" все музы, все восемь или девять греческих красавиц, обернулись мистером Тамбурином - стариком-негром со стаканом дури, подмигивающим тебе в безрадостном мире? Может быть, наркотики - единственная религия и судьба поп-культуры, и если так, то можно ли ее переиграть? Ответ знает только ветер.
Выступив пророком, Дилан выдал скрижали и ушел в леса, снова облокотившись на фолклорные традиции. А у Дилана было подлинно библейское чутье к истории - и больше ему в ней делать было нечего.

Боб Дилан и Борис Гребенщиков - фигуры параллельные, состыковавшие в своей работе поэзию и рок-музыку. Через них наглядно свершается этот исторический перелом: традиционная поэзия подходит к своему пределу - и переходит в другое качество. История одного человека не просто иллюстрирует историю культуры - она сама есть эта история. Дилан начинал как поэт-песенник. Следы чтения символистов особенно заметны в его втором альбоме, еще выразительнее они в песнне "Gates of Eden". Традиция рок-н-ролл и кантри-блюз ломает в нем эту поэззию, переплавляет ее в новое качество. В дилановском электричестве прочитанные им Верлен, Блейк, Рембо, Бодлер присутствуют даже не как цитаты, а как осколки какого-то далекого и странного мира. После гастролей с рок-н-ролльным Бэндом (The Bаnd) от этих университетских приятелей Дилана не остается ничего - слово лишается своих магических функций. Магию он открывает в рок-музыке - новом способе общения между людьми через энергетические вибрации - методе невербальном, как у дельфинов, который куда круче общения словами...
Филолог мог бы пронаблюдать как это Слово развоплощается у Дилана. Это же Слово - только в границах русского языка - развоплощается у БГ.
В конечном счете в культуре побеждает новая информационная система, невербальная, более мощная (стадионы) и непосредственная (можно нырнуть в свою публику как в бассейн). Ключом к общению становится просто Звук - и слово лишь включено в эту систему на правах особого звука. Это одна из информативных систем будущего.

И все-таки гарлемский индеец Джимми Хендрикс переписывал песни Дилана в особую тетрадочку, а нью-йоркский интеллектуал Дэвид Бирн тоже переписывал и пел их девочкам-одноклассницам (точно так же как юный БГ "пел "Сэтисфекшн" на чистейшем английском"). У Дилана есть чему поучиться, и БГ с Майком правильно сделали, что завели по тетрадочке.

дальше