Анатолий "Джордж" Гуницкий.

РАССКАЗЫ О САШКЕ

ВНУШИТЕЛЬНЫЙ ДИПЛОМАТ

Роман Майсурадзе, внук седоусого и супернезависимого Автандила родился в ветреной Гортелии. Непосредственно в Грузии он жил только в глубочайшем детстве, да и то не больше двух с тремя четвертями недель. Не сложилось, совсем не сложилось у Романа подольше и побольше побывать на своей исторической Родине. Винить в том некого, кроме Виндави Майсурадзе. Его, Ромкиного, отца.

Собственно, Виндави был бы и совсем непрочь отвезти сына в Грузию - в Сухуми, в Кутаис, к дедушке на холм, в Гордзи или хотя бы в патриархально-провинциальное Скляни. Да все не получалось никак. Некогда было: дела, командировки, работа, рождение новых детей и прочие,  прочие, прочие привычные и неизбежные бытовые реалии. Вот и приходилось юному Роману Майсурадзе вместе со своим  папашей колесить по миру. Не ошибется ничуть тот, кто заметит, что Виндави Майсурадзе был во всех отношениях видным и заметным дипломатом. Именно он способствововал в одно из предыдущих десятилетий канувшего в Лету столетия, быстрейшему разрешению острого пограничного конфликта между Зимбабве, Польшей и Норвегией. За что и был награжден парой-тройкой-пятеркой-десяткой натуральных золотых орденов.

Из-за своего внушительного веса, Бог знает для чего ему дарованного, Виндави Майсурадзе на ковре-самолете ни разу не летал. Боялся, что автандиловский коврик не выдержит его, упадет. Разумная предосторожность. Ведь вес Виндави Майсурадзе постоянно возрастал, увеличивался, приближался уже к четырем центнерам, а в конце мая, в тот самый день, когда Сашка умер совсем молодым, заметный, видный, знаменитый  дипломат весил уже 401 килограмм и сто двадцать шесть грамм. Самое же удивительное в этом сегменте нашей истории, что ни Сашка, ни его  брат Володя, никогда не видели Виндави, и даже не имели никакого представления о нелегком земном пути  внушительного дипломата. Он же, в свою очередь, тоже никогда не видел Сашку с Володей.  Но ежели Володю он еще мог когда-нибудь увидать - чисто теоретически, разумеется, то вот Сашку-то едва ли. Потому что Сашка, как известно, умер весной, причем умер он совсем молодым.
 

ГЕНЕРАЛ "ТВОЮ МАТЬ" И ЕГО ПРОБЛЕМЫ

Экстра-генерал "Твою Мать" многим был недоволен. И в целом, и по отдельности. Время,  с присущим ему  безразличным цинизмом куда-то там шло, однако выяснить был ли таким уж молодым Сашка, который якобы умер совсем молодым, пока еше не удалось. Да и средние с высшими полицейские чины по-прежнему требовали разобраться с не лишенным резона предположением о возможном негативном воздействии некоторых иерархических структур на выпадение из общей колеи отдельных индивидуумов. Первая часть общей задачи, более конкретная, генералу "Твою Мать" нравилась, ведь именно пристальное, фундаментальное изучение-наблюдение, этот проницательный, абсолютный и тотальный контроль и составлял несгибаемый, нерушимый стержень его работы. Тогда как все эти, твою мать, выяснения о возможном, твою мать, и еще о негативном воздействии на  выпадение из общей, твою мать, колеи отдельных индивидуумов, твою мать...нет, тут генерал "Твою Мать" не совсем врубался, и даже совсем не врубался ,что же нужно было делать.

Наблюдение, контроль, розыск - это понятно, это как бы дело святое. А вот всякие там теоретические выкладки, разные, твою мать, структуры, индивидуумы, негативные воздействия - это было для эстра-генерала делом чужеродным, заумным и неясным. Ну да, генерал "Твою мать" понимал как бы, что эти, твою мать, теоретические мастурбации, смогут стать реальными и убедительными, после того, как розыскные, контрольные и дознавательные работы будут завершены. Но начальство-то высшее,  и среднее, все равно хотело и даже требовало, чтобы подразделение экстра-генерала не только занималось контролем и дознавательством, еще оно хотело, высшее и среднеее начальство, чтобы в среде контролеров-дознавателей проводились теоретические осмысления, потому что считало  -  подлинная теория становится по-настоящему убедительной только, твою мать, тогда, когда идет, твою мать, под руку  с практикой.

Генерал "Твою Мать" зашел в грязный привокзальный ресторан, заказал что-то. То ли пиво, то ли водку. Он не помнил, он не знал, все равно ему было.

-Мы в фортеции живем, - не то пропел, не то продекламировал генерал "Твою Мать"...
Генерал "Твою мать" не знал и не любил ни песен, ни стихов, как-то преотлично удалось ему и без них  прожить, и до экстра- генеральского звания  дослужиться. Но вот эти строки, которые он то ли пробормотал, то ли пропел, генерал запомнил с детства. Запомнил отчего-то, что в повести Пушкина "Капитанская дочка" звучат слова:
                 Мы в фортеции живем
                 Хлеб едим и воду пьем

Много, много раз повторял генерал "Твою мать" эти строчки. Потом дальше пил - то ли водку, то ли пиво, то ли еще что-то. Все равно было ему, что пить!

ДРАКИ НА ЕГО ЛИЦЕ

Романа Майсурадзе немало носило по свету. Он жил, он учился чему-то там, куда отца его посылали работать. Москва, большой северный город, Огайо, Сан-Франциско, Морн, Тель-Авив, Бахчисаранск, Нант, Зулу, Гимра, Контер и т.д. Столь частые перемещения по планете Земля испортили и даже изрядно развратили Романа. Отчасти поэтому в его облике внешнем стала проявляться очевидная двойственность. Очевидная и ощутимая. Правая половина его лица выделялась некоторым подобием интеллигентности, сдержанной деликатностью, тщательной выбритостью и частичным благообразием. Справа Романа Майсурадзе иногда можно было принять за конструктора, видеоинженера, индификатора или за системного программиста,  или даже иногда за  нечто среднее между бэк-дирижером, главным вторым врачом и арт - писателем. Зато левая половина романовского фейса была грубой, диковатой, вульгарной, дичайше небритой, зверски недружелюбной, свидетельствующей о полнейшем  духовном беспределе. Иногда, особенно с утра, часов в девять с небольшим, два куска лица Романа Майсурадзе , правая и левая половины, конфликтовали, ссорились и даже дрались между собой. Ежели кому-то доводилось случайно стать свидетелем подобной размолвки, то он в смущении и в ужасе убегал  прочь. Что и говорить, не самое это было веселое на свете зрелище...

А вот Сашка, который умер совсем молодым, наблюдал однажды схватку-драку-потасовку между двумя половинками романовского лица, и ничуть не был смущен.
 

СМУЩЕНИЕ САШКИ

Сашку вообще сложно и трудно было чем-нибудь смутить. Быть может, именно поэтому он и умер совсем молодым? Возможно. Вероятно. Не исключено. Вполне допустимая версия -гипотеза-вариация. Только вот что однажды с Сашкой случилось: где-то в середине мая, числа эдак 15-го -18-го, он вдруг почувствовал, что скоро умрет совсем молодым. ...

Сашка даже немного растерялся и не знал, что же теперь ему нужно делать. Рассказать, кому-нибудь об этом? Нет, не хотелось. Даже Володе, своему старшему брату, он ничего не стал рассказывать. Поздно вечером, 15-го, 16-го, 17-го или даже 18-го мая, он решил прогуляться. Пройтись. Прошвырнуться. Встряхнуться.

Уже стемнело. Недалеко от подъезда чистил пылесосом свой ковер-самолет не очень высокий Роман Майсурадзе. Несколько человек - один  в тюбетейке, другой в пилотке, третий в ушанке, пятый в тирольской шляпе, четвертый в фуражке военно-морской - выволокли из хромоногой фуры здоровенные запечатанные картонные коробки с твердым бретонским чаем; стало быть, у безостановочно покачивающего своей кривой, обезображенной головой Петра Семеновича-Сергеевича назревало очередное глобальное чаепитие.

Сашка бесцельно побрел по поздне-вечернему городу. Спать не хотелось. Есть тоже. Вообще ничего не хотелось. Не очень, правда, было в охотку скоро, через десять-триннадцать дней, умирать совсем молодым. Сашка не понимал, стоит ли, нужно ли кому-нибудь рассказывать о посетившей и немножко смутившей его мысли - предчувствии собственной смерти в конце мая.

Володе рассказывать про это не хотелось.
Матери - тоже, пусть уж барахтается в своих рулонах с болгарскими обоями.
Дельфии, медсестре из банка? Можно...Только стоит ли?

Нет, конечно, Дельфия была дама приятная, не лишенная некоторых достоинств, и на самом-то деле Сашка даже жалел немножко иногда, что так  зверски изнасиловал ее в забитом пассажирами трамвае. Она, Дельфия, то верещала, то подвывала, то кудахтала тогда, а он, Сашка, на самом-то деле даже и не кончил толком. Так, в самых общих чертах. Не очень, не очень, очень не очень, удалось ему в тот раз расслабиться по полной.