Анатолий "Джордж" Гуницкий.

РАССКАЗЫ О САШКЕ

НЕ ОТДАЛ

Дед Романа Майсурадзе, Автандил Майсурадзе, от которого уже давным-давно совершенно ничего не зависело, когда-то, в былые годы, хотел куда-нибудь на своем ковре-самолете слетать. Но потом  - передумал. Да и война тогда началась, уже не до полетов было.

Его сыну, дипломату Виндави Майсурадзе, совершенно некогда было с ковром-самолетом развлекаться, и едва ли выдержал бы ковер многопудовую тушу мастера международных дел. А вот Роман время от времени фамильной реликвией пользовался, летал иногда куда-то и зачем-то, и даже некоторым своим знакомым доверял; в число тех, кому он доверял ковер-самолет входили и Сашка, и Володя, старший его брат, повязанный тесными родственными узами с кошмарным Петром Семеновичем-Сергеевичем, готовым за какие-нибудь десять-двадцать литров твердого бретонского чая безостановочно покачивать своей кривой, обезображенной головой.

Отчего же Роман доверял вою фамильную реликвию Володе и брату его Сашке? Он и сам не знал. Бывает так, часто бывает. Бывает и наооборот. Тем не менее, когда Роман Майсурадзе узнал, что Сашка, брат младший Володи, умер в конце мая совсем молодым, то был очень недоволен. Очень рассержен.

-Вот ведь черт! А дринги? Дринги мои он мне так и не отдал! - с досадой и зло, и с неожиданным  сильным восточно-грузинским акцентом сказал, чисто говоривший по-русски Роман, хозяин ковра-самолета.
 

ДЕЛЬФИЯ ПОСЛЕ РАБОТЫ

В этот вечер Дельфия, медсестра из банка, поздно ушла из банка.

Много, много было работы:  пара-тройка переломов шейки бедра, вывих стопы, отек губы, немотивированный кашель и что-то еще такого типа. Всегда, всегда было это самое что-то еще...Проходя мимо дома, в котором жили Володя и Сашка, который в конце мая умер совсем молодым, Дельфия заглянула во двор. Нет, она не собиралась заходить в гссти к Володе, который и в тайной, и даже в явной глубине души нравился ей больше, чем Сашка

Да и к Татьяне-Марине, молчаливой женой Володиной, Дельфия не хотела идти, особенно ведь с Татьяной-Мариной и не поговоришь; никому, пожалуй, даже и самому Володе, этого почти не удавалось сделать. И уже тем более не поговоришь с Петром Семеновичем-Сергеевичем,  ведь он как начнет глушить нон-стоп твердый брюссельский чай и при этом будет еще как заведенный покачивать своей кривой, обезображенной головой, то тут уж совсем будет не до разговоров.

Зайдя во двор дома, в котором жили Володя и Сашка, одутловато-элегантная Дельфия увидела Романа Майсурадзе. Не очень уж высокого хозяина ковра-самолета. Дельфия, конечно, хотела иногда, что греха таить, на ковре-самолете полетать. Но, с другой какой-то стороны, не очень-то она этого и хотела. Дельфия, одутловато-изящная Дельфия, медсестра из банка, знала доподлинно, что и Сашка и брат его Володя, на ковре-самолете летали. Хотели - и летали. А она-то ведь хотела летать на ковре-самолете редко, только иногда, больше не хотела, чем хотела. Коврово-самолетные забавы представлялись ей ненужными и надуманными, гораздо чаще ее занимала мысль о том, что Сашка, который умер совсем молодым, был на самом-то деле не так уж и молод. Дельфия точно это знала! Однако ее слова и мысли многими воспринимались как нечто чрезмерное и избыточное. С Романом же Майсурадзе она, Дельфия, она, одутловато-изящная, она элегантная и крупная телом, про эти деликатные материи ни разу не говорила, более того, ей, медсестре из банка,  даже и в принципе не желалось с ним о чем-либо разговаривать.

Дельфия знала превосходно не только о том, что Сашка был не так уж и молод. О чем еще знала она? О многом, в самом деле, о многом. О том, что Сашке хотя  почти не приходилось болеть - ей, Дельфии об этом не раз, и не два  рассказывала Сашкина мать, Таисья Петровна, Тася, по словам последней, даже зверская эпидемия вологодского гриппа обошла Сашку стороной. Ну а про полеты на ковре-самолете Сашка сам ей, Дельфии, рассказывал. Не тогда, разумеется; когда после отвязного концерта английской группы The Wall он на удивление, на редкость зверски ее изнасиловал в забитом пассажирами трамвае, то уж тогда-то ему некогда было про полеты рассказывать. Зато в другой раз, когда они пошли в кафе- мороженое, находившееся под центральной площадью, в подземном переходе, рядом со старой нефтяной скважиной, вот тогда-то Сашка немало ей интересного рассказал про полеты свои. Два или три раза он летал. Или четыре? Но не больше. Вот если бы Сашка не умер весной, совсем молодым, то он наверняка бы еще смог полетать на ковре-самолете. И ей бы, Дельфии, про эти полеты еще чего-нибудь рассказал.

Вкусное мороженое они тогда с Сашкой в подземном кафе поели. Грибной пломбир с мармеладом. Потом, в дальнейшем, в будущем, ей,  Дельфии, банковской медсестре, ни разу не доводилось такого чудесного, такого наивкуснейшего мороженого отведать. Вот был бы Сашка, то он бы уж точно сказал Дельфии, где можно обнаружить грибной пломбир с мармеладом. И сходил бы с ней, и они снова поели бы это восхитительное мороженое. Только вот умер, умер Сашка, в конце мая, умер совсем молодым. И пусть он был на самом-то деле не таким уж и  молодым, только ведь все равно он умер. А вот с Романом Майсурадзе, хозяином ковра-самолета, Дельфия ни о чем говорить не хотела. Ну его!
 

СОВЕРШЕННО НЕКОМУ

м им сие удается, это уже совершенно другой аспект.

Не приходится спорить, - да, да, да, это так! - что homo sapiens далеко не всегда лучше или быстрее прочих выкатываются в таких гонках на лидирующие позиции. Ну а ежели и вовсе сузить круг рассматриваемых претендентов в этих состязаниях, то тот же Володя пусть и не входил в число несоменных лидеров, но и к аутсайдерам точно не относился.

Нельзя, однако, сказать, что Володя плохо умел думать - или даже, что он совсем не умел и даже не любил этого делать. В конце концов, Володя думал так, как у него получалось.

Не слишком уж простая мысль как-то вдруг однажды  посетила его, Володю: задумался он о том, что называют-то его все Володей, а ведь он, в первую очередь, Владимир. Cтранно было ему и то, что и Сашку никто и никогда не называл Александром. А только Сашкой. Володя тоже не называл Сашку Александром, так было и прежде, и теперь тоже, хотя Сашка-то уже умер. Причем совсем молодым. Но если Володе это было в известном смысле простительно - ведь они с Сашкой были родными братьями, и поэтому вполне могли выйти за пределы совсем не нужных им официозных обращений друг к другу (и вполне удачно, кстати, порой выходили!), то все прочие вполне могли бы иногда называть Сашку Александром. Не сдохли бы, если бы так его, Сашку, так называли - и та же одутловато-изящная Дельфия, и молчаливая Татьяна-Марина, Володина жена, и Роман Майсурадзе, хозяин ковра-самолета, и Петр Семенович-Сергеевич, безостановочно употребляющий многие литры твердого бретонского чая. И стройно-коренастая Прозерпина Дедикова. Еще Володя подумал и о Таисье Викторовне, но ведь она вроде бы была матерью Сашки, и, стало быть, и его Володиной мамой... Да, конечно, очень, очень маловероятно, чтобы Таисья Викторовна, Тася, называла Володю - Владимиром, а Александром - Сашку. Который  умер совсем молодым.
 

ТАСЯ И ДЕЛЬФИЯ

Володя часто размышлял о том, что же думал и ощущал в момент смерти его брат Сашка. Который умер совсем молодым.

Было ли очень больно ему в этот миг?
Или боль была терпимой?
Понимал ли он, что умирает?
Или думал, что боль скоро пройдет?
Успел ли он пожалеть о том, что не знал, когда родился?
Или ему было все равно?

Немало вопросов было у Володи, но он в упор не знал кому их задать. Не задавать же эти вопросы жене Татьяне-Марине, которая большую часть своей жизни провела в угрюмо-недоуменном  молчании.

Нелепо спрашивать, - думал также Володя - и у ее отчима-отца Петра Семеновича-Сергеевича, умудряющегося любые проблемы разрешать покачиванием своей кривой, обезображенной головы.

И у музыкантов из группы без названия, денно и нощно репетирующих этажом выше, незачем о чем-либо спрашивать, потому что они круглосуточно, как и положено музыкантам, пребывали в выдуманном мире

Некому было задать Володе мучающие его вопросы. Совершенно некому. И ответить  на эти вопросы тоже никто не мог. Лучше всего было бы поговорить об этом с Сашкой. Володя обязательно так бы и сделал, если бы его брат Сашка не умер совсем молодым.