Анатолий "Джордж" Гуницкий.

РАССКАЗЫ О САШКЕ

ПЕРВАЯ КОДА 1

Сашка пришел в себя только через несколько дней после того, как  умер в конце мая, умер совсем молодым. Посмотрел вокруг. Вроде бы ничего не изменилось. Все вроде бы тоже самое. Правда, ощущал себя Сашка уже несколько иначе, немного по-другому, не так как прежде. Сначала он не очень понимал, что с ним случилось. Однако потом понял, что, видимо, умер. Понял потому, что у него появились другие, непривычные ему ощущения.

Раньше их не было. Сашке показалось, сначала - вначале - в первый момент - по первости, что ничего не изменилось. Он также как и раньше, ходил, все видел и почти ощущал, только "почтиощущения" эти были не такими, как прежде. Как раньше. Как до этого.
 

ПЕРВАЯ КОДА 2

Не хотелось ему, например, курить. Сначала он, правда, закурил. Да, закурил. Нашел в кармане старую смятую пачку с тремя сигаретами "Camel". Нашел - и  закурил. Зажигалку нашел - там же, в кармане, зажигалку типа "Cricket", зеленую. Нашел он все это - и зажигалку, и сигареты - и закурил.Сашка раньше всегда покупал только зажиталки типа "Cricket", зеленые или черные. Или, если не было зеленых или черных, то красные. Или коричневые. Или серые.Зажигалки другого цвета он не любил. Конечно, ежели не было зеленой или черной, или, в крайнем случае, красной, то Сашка мог прикурить и от зажигалки другого цвета. Да, мог, конечно, мог. И от желтой зажигалки мог прикурить, и от белой, и от сиреневой, и даже от бесцветной..Только сам бы себе он никогда и ни за что не купил бы коричневый или синий, сиреневый или белый "Cricket", да это уж точно - преточно, никогда бы, на за что бы не купил Сашка зажигалку таких цветов, которые ему не нравились.

Это Володя, старший брат Сашки, пользовался различными зажигалками разных цветов. Более того, ему даже было все равно, "Cricket" это или не "Cricket", и какого же этот, "Cricket - не "Cricket", цвета. К тому же Володя редко курил - мало курил - не любил курить -  раз одиннадцать за год курил, но не больше - почти и не курил. А вот Сашке было не все равно. Сашка много курил - любил курить - охотно курил - не любил не курить - не мог не курить.То есть, это раньше ему было не все равно, пока он не умер совсем молодым. В конце мая.

Теперь-то Сашке уже курить не хотелось, и одна из трех сигарет в старой смятой пачке "Camel", найденной в горящем кармане, и прикуренная от зеленой зажигалки типа "Cricket", найденной в том же сгоревшем кармане, стала последней. Ну а раз стала она последней, то понятно, наверное, что  Сашка больше не курил. Не курилось ему. Не хотелось.
 

ПЕРВАЯ КОДА 3

Есть тоже не хотелось. Совсем не хотелось. Ничуть. То есть, сначала он стал вроде бы есть - грызть - жрать - поедать - хавать - употреблять - лопать пухлый и разваливающийся гамб, но не потому, что съесть ему персонально именно этот гамб захотелось, а просто понял, что давно ничего не ел. Да, вот так вот все и вышло - сложилось - замесилось - образовалось - получилось: стал было Сашка потихоньку  пытаться грызть - жрать- лопать - хавать этот черствоватый,  и рыхлый, и пухлый, и рассыпающийся, и разваливающийся гамб, из которого вываливались кусочки лука мутного цвета и еще какая-то дрянь, а потом и еще другая какая-то дрянь, и еще, и еще, и запивать всю эту дрянную гадкую дрянь черной жижей, которая почему-то называлась кофе, и вскоре - быстро - мгновенно - почти сразу - в темпе - безотлагательно - срочнехонько - без промедления малейшего - вдруг -  отчетливо понял, что ему есть ничуть даже и не хочется.

Сашка удивился. Ведь он давненько ничего не ел. Не жрал - не лопал и не хавал.  Но потом, только потом, только потом, потом, потом, вовсе даже и не сразу, Сашка понял, что есть ему вообще не хочется. Да, и не есть, и не пить. Не грызть - не жрать - не хавать - не лопать. Некоторое время Сашка даже думал, так ли это на самом деле. Ничего отчего-то, совсем ничего не придумалось ему. Потом  вдруг он почувствовал, что кто-то на него смотрит.

На Сашку смотрела Сильвия. Та самая леди Сильвия, которая когда-то, раньше, которая когда-то, прежде, лежала на скамейке, и на которую он, Сашка, сел. Или лег. Или хотел лечь.

Сашка, который умер совсем молодым, не очень сейчас помнил, на скамейку он тогда хотел лечь или на леди Сильвию. Да и все равно ему теперь было. Сашка, помнил однако, что и потом, после того как он хотел лечь, то ли на скамейку, то ли на леди Сильвию, которая уже лежала на шаткой дореволюционной скамейке фиолотово-утробного цвета возле входа в его вечно загаженный подъезд, где он жил, ему уже приходилось встречаться и о чем-то разговаривать с изящной и полуодетой леди Сильвией, и что во время этих встреч-разговоров-бесед, он обычно не произносил ни слова. И что леди Сильвия тоже молчала. Раньше Сашка бы удивился этому. А потом привык и уже не удивлялся, и даже понимал или осознавал или врубался,   - без всякого понимания, осознания или вруба, -  что так и должно было быть. Неизвестно, правда,  почему. Но должно.

Потом, через некоторое время - через десять минут, через три часа, через несколько дней, через полторы недели, через шесть месяцев, через два года, через пять изогнутых веков или даже через несколько долбанных тысячелетий, Сашка понял, что...Нет, нет, он не понял, он не знал, что же именно он понял, и не было рядом с ним никого, кто бы мог это ему объяснить. Кто хотел бы это ему объяснить. Кто бы хотел и кто бы мог.

Никого. Нигде. Никто.

Сашка не знал, долго ли будет продолжаться это непонятное ему одиночество. Он ощущал, что это даже и не одиночество, а что-то похожее на одиночество. Что-то близкое и родственное одиночеству. Во время этого одиночества - не одиночества - полуодиночества - около одиночества - сверх одиночества - над одиночества - внутри одиночества, снова продолжались и его беседы с леди Сильвией. О чем они говорили? О чем-то. О многом. Ни о чем.

Всего лишь о чем-то, о многом и ни о чем они говорили.
 

ПЕРВАЯ КОДА 4

Внезапно Сашке, захотелось съесть яблоко. Есть-то ему не хотелось, нет - нет, не хотелось,  но вот яблоко он бы, пожалуй, съел..Прежде - иногда - редко - случайно - спонтанно - нечасто - совсем нечасто - в исключительных случаях -  эпизодически - изредка  Сашка любил есть яблоки. Да, он любил  яблоки. Отчасти даже и больше, чем горные бананы или морские мандарины. Груши фандоринские тоже любил. Сливы зерненные еще Сашка любил, и еще любил он и синие китайские абрикосы, и кислый румынский виноград, и розовые бресткие апельсины, и мятый карельский инжир, и рогатые московские дыни, и курагу липкую луговую неополитанскую, и сладкие корявые стручки, но больше всего  любил он пузатые и дырявые баклушинские яблоки. Когда Сашка, который умер совсем молодым, был совсем маленьким, лет эдак трех - пяти - восьми - десяти -  двенадцати - пятнадцати, он порою часто и с удовольствием немаленьким,  ел баклушинские яблочки. Пузатые и дырявые.
Бывало
Часами
Случалось
Днями
Иногда
Неделями
Порою
Годами
Десятилетиями
Веками

Вернее сказать, даже и не яблоки, а какое-то одно яблоко, нельзя ведь сразу есть много яблок, единовременно можно есть одно, всего лишь только одно яблоко.

Даже обжорливый сосед Пафнутьев, который жил в той же парадной, что и Прозерпина, учившаяся с Сашкой в одном  классе, и с которой Сашка охотно любовничал - то на переменке, то во время сбора макулатуры, а однажды даже во время выпускного экзамена по новой астрономии, и потом, не только уже в школе, а и где угодно, где получалось, где выходило; так вот, даже этот гиперобъедливый Пафнутьев, нигде и никогда не ел единовременно больше одного - или, в крайнем раскладе, полутора яблок. Он был бы и рад, наверное,  съесть сразу несколько яблок, два, три, четыре, девять, только не получалось это у него. Не выходило - не получалось - не складывалось - не закручивалось -  не срубалось- не выгорало; Сашке точно-преточно знал о пафнутьевских неудачах по части одновременно-паралелльного сжирания-поедания сразу нескольких яблок, ему рассказала об этом Прозерпина во время одного из смачных любовничаний, произошедшего в такси, когда она и Сашка ехали куда-то в сторону Мертвого Озера, где они хотели немножко искупаться после дневного ужина. И вот тогда-то, как раз именно тогда, в те самые ранние утренние - в ночные - в дневные  - в полуденные - в поздние-дикие или в предварительные, в первичные полувечерние часы, Прозерпина Дедикова очень многое Сашке про Пафнутьева рассказала.

Если бы Сашка не умер совсем молодым, то он, очевидно, был бы не слишком рад и не очень навзрыд доволен тем, что потом, после его смерти, Прозерпина вышла замуж за Пафнутьева. Хотя скорее всего, ему было бы все равно.
Да или нет?
Все равно было бы Сашке?
Забить бы ему было?
Харк-харк бы было ему ?

Или - либо - быть - может - не исключено - возможно - думается - предположительно - видимо, не совсем харк-харк было бы Сашке? Только вот никто, совсем, увы, никто, не знает ответа и на самый вопрос этот, и более того, даже и на его малую, гипотетическую, преположительную, условную видимость. И не только на вопрос оный, но и на легковесный, мелкий, невесомый, флюоресцентный, почти мифологический, нереальный, тончайший, никому почти и не заметный призрак видимости вопроса.

Ну а Прозерпина-то - она не то чтобы давно вынашивала свои брачные планы, ведь это занятие, как и многие-многие другие, случающающиеся порой и происходящие  во время так называемой жизни, вовсе не входило в ее планы. Более того, у нее, у стройной и коренастой Прозерпины, вообще никаких планов не было никогда. Ненужны были они ей. Поэтому она, Прозерпина,  - ежели уж говорить метафорическим, метафизическим, образным,  старопоэтическим, троповым, не буквальным, не навязшим в рту, в ушах, в зубах, в руках и в подмышках языком, катилась, передвигалась, перемещалась и сублимировалась по просторам и коридорам Бытия  вне каких -либо планов. Однако Пафнутьев, инженер Пафнутьев, ей чем-то нравился. Иногда. Непонятно чем. Сашка, впрочем, ей тоже нравился иногда. Также непонятно чем. Нравился не меньше, чем Пафнутьев, а где-то даже и побольше. Поэтому - то она и рассказала ему, Сашке, про обжорство Пафнутьева, когда они с ним ехали в сторону Мертвого озера, чтобы искупаться. В самые ранние утренние часы. После ужина..
 

ПЕРВАЯ КОДА 5

Как знать, если бы Сашка не умер совсем молодым, то не исключено вовсе, что Прозерпина и не вышла бы замуж за инженера Пафнутьева. Хотя, что скрывать, и что таить - замалчивать -утаивать - недоговаривать, нравственные устои первых лет двадцать первого века вполне допускали очень многое безнравственное - безидейное- безлимитное - безустойное - безнужное, в том числе и прозерпиновское любовничанье с Сашкой -  и в такси, и на грязном чердаке, и в мокром подвале, и на паркетно-линолеумном полу, и на перемене, и где угодно!. И также ее любовничанье и последующее бессмысленное - скучное -  местами даже и тягостное - впрочем, обычное самое - совершенно заурядное - стандартное - рядовое - ничем не исключительное  - не выдающееся ничем - брачевание с инженером Пафнутьевым, уныло, и невесело, и бесцеремонно, и честно, трудившемся старшим технологом в кирпичном, в зеленом, в сиренево-белом, в не до конца достроенном, и  в сгоревшем потом, в небольшом, в городском,  в концертном, в зале.

Но яблоки  - особенно баклушинские - Сашка все равно иногда любил погрызть. Только не в буквальном смысле, погрызть, нет, боже сохрани! Сашка предпочитал употреблять яблоки с помощью маленького деревянного ножичка, хранившегося к кухне, в одном из восемнадцати ящиков, плотно набитых добротной кухонной утварью, кем-то, когда-то и  зачем-то привезенной еще много лет назад с Южного Урала.

Так вот, яблоки он, Сашка, ел только с помощью маленького ножичка, ежели, конечно, находился дома, причем, яблоки он ел, преимущественно, во время просмотра всяческих телевизионных программ. Сашка был на пять - семь - двенадцать - пять лет младше своего брата Володи, и нередко, когда Сашка ел яблочко, в комнату входил Володя и поскольку у них дома был один телевизор с экраном 597х742, то он, Володя, выключал его и начинал смотреть по видаку какую-нибудь очередную видеокассету с порнографическим фильмом. Тогда как Сашка, который ел свое яблочко с помощью маленького деревянного ножичка, вместе с остальной заиндевелой и добротной кухонной утварью привезенной когда-то, кем-то и зачем-то с Южного Урала, и наблюдал во время очередного своего яблокопоглощения похотливую кино - видео - порнопродукцию, которую смотрел Володя, его старший брат. Вне дома Сашка яблок никогда не ел. Телевизор тоже не смотрел. Деревянным южноуральским ножичком тоже, соответственно, не пользовался.

Сашка огляделся вокруг. Сильвия, леди Сильвия, леди леди Сильвия, все еще смотрела на него. Сашка, который умер совсем молодым, в той своей, в прошлой жизни, был далек от тактичного отношения к женщинам. Как-то так само собой получилось, еще со времен его бессистемных школьных случек с Прозерпиной Дедиковой. Поэтому потом уже, после окончания школы, он даже и не пытался нарушить собственные привычки. Только вот в случае с леди Сильвией они как бы сами немного нарушились.Черт знает отчего, но нарушились. И пришли им на смену длиннющие, бездонные, бесконечные, безмерные, тотальные, изнурительные, нескончаемые бессловесные, молчаливые разговоры. Вот и теперь леди Сильвия молчала.

Это было не просто молчание, а какое-то особенное, специальное молчание. Молчание - говорение. Татьяна, жена Володина, молчала как-то не так. Леди Сильвия по-прежнему была изящно полуодета, однако Сашке - как и раньше, как и прежде -  ни капельки отчего-то не хотелось сделать с леди Сильвией что-либо из разряда того, что он любил обычно проделывать с особями женского пола. Странно все это было. Очень странно.

Сашка опять оглянулся. Вокруг почти все было обычным и привычно-никаким, только Сашка по-другому все теперь ощущал. Он ощущал, что теперь очень многого не понимает, и даже не знал, сможет ли понять. Леди Сильвия все смотрела на него, смотрела и улыбалась. Смотрела, улыбалась,  молчала и говорила. Сашка автоматически улыбнулся в ответ, но потом вдруг понял, что сейчас ему не хочется больше смотреть на изящную, полуодетую Сильвию и видеть ее улыбку, и слушать ее молчаливые разговоры. Ему захотелось посмотреть на что-нибудь и на кого-нибудь еще. Например, на Володю. Да, на Володю. На своего брата старшего, на Володю.

На Володю, на Володю.

А вот и Володя. Сашка, который умер совсем молодым  теперь имел возможность очень быстро перемещаться. Не очень он понимал, даже и совсем он не понимал, отчего же теперь так быстро происходит у него перемещение. Надо было спросить об этом у леди Сильвии, ему казалось, что она уж точно могла бы ответить ему  на этот вопрос. Да, конечно, наверняка она могла бы что-то ему рассказать. Да, могла бы, могла бы...Но тут  Сашка уже оказался около Володи, около своего старшего брата Володи. Около Володи, около Володи. Ему вдруг резко бросилось в глаза растерянно-упертое выражение Володиного лица. Слишком и явно тупоумное. Раньше он такого выражения у брата на лице как-то не замечал. Может быть, просто не обращал внимания?